Это слово судьба. О ней вам расскажет Лев Николаевич Толстой в своем произведении "Война и Мир.
— Скажи-ка, дядя, без утайки,
Как из Москвы французов шайки,
Одетых в женские фуфайки,
Вы гнали на ходу.
Ведь если верить Льву Толстому,
Переходя от тома к тому
Его романа, — никакому
Не подвергались мы погрому
В двенадцатом году.
Какой был дух в Наполеоне
И были ль мы при нем в загоне,
Нам показал как на ладони
В романе Лев Толстой.
Тогда славяне жили тихо,
Постилась каждая купчиха…
Но чтоб крестьян пороли лихо,
Застенки были, Салтычиха…
Всё это слух пустой.
— Да, были люди в наши годы,
Не мелкой нынешней породы:
В дни мира — гордые Немвроды,
Богатыри в войне…
Ростов — звезда всей молодежи,
Андрей Болконский — диво тоже,
Безухой — член масонской ложи,
Денисов, Долохов… О боже,
Их вспомнить любо мне!..
Нам Бонапарт грозил сурово,
А мы кутили образцово,
Влюблялись в барышень Ростова,
Сводили их с ума…
Безухой прочь погнал супругу,
Послал картельный вызов другу
И, друга ранивши, с испугу
Едва совсем не спился с кругу…
Но вот пришла зима.
Войска французов шли в тумане.
Мы отступали… Ведь заране,
Как говорится в алкоране,
Наш рок определен.
Бояться ль нам Наполеона?
Что значат званья, оборона?.
Лежит над миром, как попона,
Лишь "власть стихийного закона"…
Так что Наполеон?
Но вот и войско Бонапарта:
«Посмотрим мы, какой в вас жар-то!..»
(Того сражения ландкарта
В «Войне и мире» есть...)
Безухой, главный член романа,
Явился в поле утром рано
И стал смотреть из шарабана:
Полна французами поляна,
И всех врагов не счесть…
Под ранним солнцем блещут ружья…
С Безухим не было оружья.
Подумал он: «И так ведь дюж я,
Неустрашим, как слон...»
Пред ним, как пестрый ряд игрушек,
Мелькали в поле сотни пушек,
Палаток множество верхушек:
В одной палатке, средь подушек,
Лежал Наполеон.
Нетерпеливость обнаружа,
Он мыслил: «Русских угощу же!..
Лишь только б насморк не был хуже,
Я тотчас двину рать,
Мюрата с конницею ходкой,
И будет мне Москва находкой...»
И корсиканец этот кроткий
Себе всю спину жесткой щеткой
Велел вдруг растирать.
Два дня мы были в перестрелке,
С врагом играли, как в горелки;
Стрелки шныряли, словно белки,
И прятались во рву.
Денисов так вошел в охоту:
«О, дайте мне одну лишь роту,
И всю французскую пехоту
Я разобью сейчас с налету,
На части перерву...»
Французский лагерь был в тревоге,
Что промочил в ненастье ноги,
Ступивши в лужу на дороге,
Их «маленький капрал»…
У нас же в войске — смех и шутки,
Да раздавались прибаутки:
«Французы вымокли, как утки,
И Бонапарт раз двести в сутки
Чихать от страха стал!..»
На третий день сошлись два стана.
Раздался грохот барабана…
Взглянуло солнце из тумана
На Бородинский бой.
Безухой был в сраженьи этом
Одет легко, как будто летом:
Вооружась одним лорнетом,
Он любовался, как балетом,
Военною стрельбой.
Средь пушек, касок, пик, фуражек,
Блестящих блях, стволов и пряжек:
«Вот так веселенький пейзажик! —
Сказал Безухой Пьер. —
Стрелки французские не метки
(Шасспо не знали наши предки),
Но всё ж годятся для виньетки
В иллюстрированной газетке,
Хоть в „Искре“, например...»
Ну ж был денек!.. В дыму сраженья,
Конечно, общего движенья,
Победы или пораженья
Нам рассмотреть нет сил.
Война свирепа, как Медуза;
Ее описывать — обуза,
И здесь моя робеет муза…
Лишь видно было, как француза
Безухой князь душил,
Как, распростертый у лафета,
Лежал солдат один да где-то,
На возвышеньи, у пикета,
Чихал Наполеон…
Как в бенефис к ногам актера
Летят букеты для фурора,
Летели ядра очень скоро,
Но все кричали вместо «фора»
«Ура!» со всех сторон.
Так бились, верно, только в Трое.
Но уцелели в русском строе
Романа славные герои,
Не смяли их враги.
Себя для "пятой части" холя,
Они в Москву вернулись с поля,
Лишь только князя Анатоля
Постигла в битве злая доля:
Лишился он ноги.
Вот смерклось… Тел кровавых груду
Наполеон встречал повсюду
И проклинал свою простуду:
«Мой насморк ввел в беду!»
Горнисты громко затрубили,
И — басурманы отступили…
Так, по сказанью новой были,
Мы неприятеля разбили
В двенадцатом году.
Да, были люди в наши годы!..
И будут помнить все народы,
Что от одной дурной погоды,
Ниспосланной судьбой,
Пал Бонапарт, не вставши снова,
И пал от насморка пустого…
Не будь романа Льва Толстого,
Мы не судили б так толково
Про Бородинский бой!
